Встретимся у экзаменационной комиссии
Дорогие мои, когда-то мне пришлось четыре года возглавлять
лабораторию по изучению клинической смерти.
Как туда попал? Да просто надоело все. Вдоволь наигрался в богатенького
Буратино. Нахлебался "уважения" оравы халявщиков, сидевших у меня на шее. И в
результате - депрессия, опустошенность, отсутствие интереса к жизни. Это
образное выражение. Буквально не понимайте!
Но что-то нужно было делать-то!
Однажды в голову бабахнуло: дай-ка займусь наукой, напишу что-нибудь умное,
например диссертацию, получу звание.
По лени выбрал самую легкую область - психологию. Ну, проще же всего свою пустую
арбу с треском и грохотом взад-вперед катать, рассуждая о невидимых процессах,
якобы протекающих где-то там в душе. Согласны?
Это была первая причина, почему я в психологию ударился.
Да и что еще делать, когда Ниагарский водопад уже не впечатляет? Как быть, если
сороковые широты у мыса Горн с их вечными штормами уже наскучили? Пресыщение.
Ведь все, кажется, перепробовал.
Адреналина не хватает, а где ж его взять? А самый мощный выброс адреналина
знаете, где бывает? Радом со смертью, вы согласны?
Всеми нашими действиями управляют Два рычага, два инстинкта: желание жить и
страх умереть. Что в общем-то одно и тоже.
Вот и выбрал себе тему кандидатской диссертации. Упрощенное название ее таково:
"Галлюциногенные факторы при кислородном голодании, вызванном агонией мозга".
Легче всего писать о чужих галлюцинациях. Вы согласны?
Если честно, у меня были серьезные причины этим интересоваться. Хотел проверить
некоторые свои догадки относительно смерти, основанные на словах Наставников. Но
это - слишком сложная тема, ее лучше опустим.
Вот так я оказался в лаборатории клинической смерти и застрял там на четыре
года. Искал на собственную... голову приключения, а нашел опору в жизни.
Пришей туда отъявленным материалистом, а ушел - глубоко верующим человеком,
точно зная, уже как ученый, что существует Высший Разум, Высшая Совесть, Высшая
Любовь. Знаю это точно - проверил!
За четыре года через эту лабораторию прошли пять тысяч человек, а это пять тысяч
исследований! Можете себе представить? В день четыре-пять вылетов в разные
районы.
В каждом институте, в каждой клинике был тогда секретный отдел. Они нам звонили,
и мы вылетали.
Через час-полтора после выхода из состояния клинической смерти человек еще
помнит, что с ним было. Потом все исчезает, одни огрызки остаются. Через пару
дней спрашивали у того же "путешественника":
- Помните, вы говорили то-то и то-то?
- Нет, не помню, не было этого!
Ставим ему кассету с записью.
- Да, правда, мой голос. Неужели это я говорил?
Мы спрашивали обо всем: что видел, что слышал, что ощущал, как ощущал. И наша
задача теперь была - проверить.
Если человек говорил о каком-то месте, нас интересовали детали: где что стояло,
лежало, двигалось. Понимаете? И сейчас же туда отправлялись и смотрели:
действительно это находится там, на самом деле была такая ситуация?
И когда факт за фактом, факт за фактом... Мы точно знаем, что этот человек там
просто не мог быть никогда в жизни, и не был он там. Но он все в деталях
рассказывает, описывает обстановку... Он элементарно не мог знать, что есть
такое здание, что в нем есть такая комната, что в этой комнате такой стол, такие
чашки-ложки...
А ваш слуга-то прожженный материалист" особенно когда дело касается таких вещей!
Пока руками не пощупаю, словам не поверю. Если скажете, что вчера в лифте
валялась пачка из-под сигарет, скажу:
- Извините, мне нужно проверить.
А если эту пачку вы не могли видеть ни при каких обстоятельствах? Ну, не могли
видеть - исключено!
И мы в этой лаборатории все проверяли. И место, и время, и ситуации - все! И
получали подтверждение. За то время завели почти пятьсот дел. В трехстах
восьмидесяти семи из них - неопровержимое доказательство отсутствия смерти.
Как быть" дорогие мои? Как быть?
Мой напускной материализм разлетелся по швам. И с каким еще треском! Смерти-то,
оказывается, кет! В очередной раз убедился!
Смерть отсутствует!
Как мы свою одежду изношенную бросаем, так же оставляем и свое тело. Верите - не
верите, мне глубоко начхать на ваше мнение. Все равно там встретимся у входа в
экзаменационную комиссию.
Хотите одну историю из архивных материалов лаборатории расскажу?
Однажды мы выехали по вызову. Приезжаем.
Мужчина 37 лет, ростом больше двух метров, как телефонная будка - махина.
Геолог-забулдыга.
Вернулся из экспедиции, в городском парке перед пивным баром с кем-то там
подрался, получил четырнадцать ножевых ранений. Пока его везли в больницу,
наступила смерть. Его отвезли в морг. Дело было в пятницу.
А через два дня в понедельник, когда патологоанатом пришел на работу и приступил
к изучению тела, вдруг это бездыханное тело зашевелилось, схватило его за руку,
и он услышал отборную брань.
Через несколько дней, после операции, мы общались с этим ожившим геологом.
- Была, - говорит, - пьяная драка. И вдруг почувствовал очень сильную боль. А
потом начал падать в канализационный колодец. Не помню, как долго падал, помню,
хватался за стены, упирался руками-ногами. Чувствую, если до низу долечу - в
живых не останусь.
Я начал выкарабкиваться, цепляясь за склизкие стены.,. Вонючие до невозможности!
До того мерзко было - человеческих слов не хватает! От этой вони, от этого
дикого смрада пришел в себя. Выполз наружу.
Выхожу, а там машины стоят - "скорая", милиция. Люди собрались. Осматриваю себя
- нормальный, чистый. Через такую грязь полз, но почему-то чистый. Подошел
посмотреть: что там, что случилось?
Людей спрашиваю, они на меня - ноль внимания, гады! Вижу, какой-то мужик лежит
на носилках, весь в крови. Подумал: "Так тебе и надо". Что-то в лице этого
мужика меня привлекло. Где-то виделись, что ли?
Носилки втащили в "скорую", и уже машина стала отъезжать, как вдруг чувствую: с
этим телом меня что-то связывает.
Крикнул: - Эй! Куда вы без меня? Куда моего брата увозите?!
И тут вспомнил: а никакого брата у меня нет! Сначала растерялся, а потом понял:
это же я!
Если это тело - я, то я-то кто? Я за ними побежал, кричу:
- Сто-ой! Куда меня увозишь?
А потом чувствую, что я не бегу, а лечу за машиной, чуть выше нее. Тело
находится в "скорой", , а я лечу сзади...
И т. д.
Он нам рассказал, по каким улицам летел, что на этих улицах было. В одном месте,
оказывается, пожарные стояли и Пожар был, маленький такой. Это помнит. Мы потом
проверили - оказалось правдой. Было такое.
"Скорая" приехала в больницу, хирург посмотрел, сказал:
- Умер.
А я подбегаю к этому хирургу и матом:
- Ты что, твою мать? Как я умер? Давай, там это, трамтарарам, штопай! Я приду в
себя, я еще не умер!
Собрались увозить в морг. Я в отчаянии туда хожу, сюда хожу. За телом пошел.
Стали каталку вталкивать в лифт, а тело-то огромное - не влезает. И, когда двери
закрывались, ноги прищемило.
- Твою мать! - говорю. - Ты что делаешь?! Мне это тело еще пригодится!
Обращаюсь к санитару - не слышит.
Та-ак! Тут курить захотелось. Смотрю, в лифте лежит скомканная пачка сигарет, и
бутылка из-под кефира стоит. Кефира там, ну, так примерно на одну треть
осталось.
Отвезли меня в морг. Два дня я там ходил, среди этих скафандров, без хозяина.
(Обратите внимание - "без хозяина"!)
Я туда сходил, сюда сходил - везде и всюду был. Домой пошел - жена плачет.
Уговариваю свою жену, успокаиваю: "Ну, что делать?".
Но тело все равно меня не отпускает. Возвращаюсь, брожу вокруг него.
А в понедельник меня как-то затянуло обратно. И так мне туда неохота было, так
было больно, так грязно все это.
Когда патологоанатом пришел на работу... я понял, что на этом у меня все
закончится. Начал метаться вокруг него, и вдруг в какой-то момент меня
затянуло...
Очнулся в палате через четыре дня.
Обратите внимание: "затянуло". Этот момент возврата в тело редко кто помнит.
После того, как его выслушали, мы стали проверять: пачка сигарет на месте лежит,
в лифте. А тело-то было накрыто - он не мог видеть! Бутылки нет. Стали искать.
Оказывается, уборщица утащила.
Нашли бутылку из-под кефира, но мытую. Спрашиваем:
- Сколько было кефира?
Уборщица говорит:
- Да на треть было, но он был такой... сгнивший.
Испугалась, почему такую никчемную бутылку ищем. Про
верили улицу - был пожар. Маршрут проверили.
А вот канализационного колодца не нашли. Во всем городском парке, где это
случилось, не было ни одного колодца. Даже специальное прочесывание
добровольцами не помогло.
И таких случаев мы собрали почти четыреста.
P.S. Иногда Мирзакарим Санакулович проводит в зале опрос слушателей, переживших
состояние клинической смерти. Интересно, что на каждом курсе обязательно
находятся несколько таких человек. Вот стенограмма одного из опросов.
- Есть кто-то в зале, кто был в состоянии клинической смерти? У кого была
остановка сердца, врачами подтвержденная... Поднимите руку, у кого? Пожалуйста.
(Несколько человек поднимают руки.)
- Есть еще кто-нибудь? Один, два, три, четыре, пять, шесть. Да нет, пятеро вас.
Я же чувствую. Таких людей всегда сразу видно.
Идемте, пожалуйста, можно вас сюда пригласить? Я вас прошу.
(Слушатели выходят на сцену. Мирзакарим Санакулович подходит с микрофоном к
первой слушательнице.)
-Пожалуйста. То, что вы сейчас расскажете, - это жалкие огрызки того, что было.
Когда это было? Как это было, и что вы ощущали?
- Это было, когда я рожала. У меня были очень тяжелые роды...
- Закройте глаза.
Стоящие на сцене закрывают глаза. Мирзакарим Санакулович обращается к аудитории:
- Запоминайте вот эту траекторию.
(Показывает рукой сначала по диагонали вверх, потом по горизонтали, потом по
диагонали вниз.)
- И потом оттуда... Понятно, да?
Стоящим на сцене:
- Открываем глаза.
(Продолжается диалог со слушательницей.)
- Ну, были очень тяжелые роды, и, значит, принимали их отдельно, не в родовой, а
в операционной. Хотели делать прерывание. В общем, потом я не знаю, что
произошло. У меня было... Ну, я потеряла сознание или что-то. И вдруг полетела
куда-то, в какую-то огромную трубу.
- Траекторию скажите: вниз полетели, вперед, вверх?
- Нет, вот так вот. (Показывает по диагонали вверх.)
- Вверх, да?
- Чуть вверх. И стояла я как бы...
- Потому что только во время родов погибшую женщину Господь лично сам туда
принимает. Вверх уходит...
- Да, и я как бы стояла впереди летящего на большой скорости... паровоза, что
ли. И вдруг влетаю из темного туннеля
куда-то. Ну, в такое пространство, где... Я даже вот сейчас говорю-у меня
мурашки по телу. Потому что там была такая не
обыкновенная красота! Это было огромное солнце. Это была
огромная какая-то поляна, где было так прекрасно!
И я даже слышала какие-то звуки, я слышала голоса. Но я была там одна. Вот. И
вдруг мне какой-то голос говорит: "Ну ладно, лапушка, возвращайся, возвращайся".
А мне так не хотелось! А когда я вернулась, то мне было очень тяжело. В общем,
вот... У меня...
- Вот какой-то огрызок вы услышали, дорогие мои. Это огрызки. Но, между прочим,
у вас самой желания вернуться не было, да?
- Нет, я очень хотела остаться.
- Но вас выгнали оттуда.
-Да, мне сказали, что пора возвращаться. У меня же дочка
родилась. И такая желанная, и такая долгожданная. Мне запрещали рожать, потому
что я была сердечника. Но я все-таки отважилась. И когда я узнала, что
беременна, то от всех тщательно это скрывала. Я никуда не ходила, к врачам не
обращалась,
только в роддоме мне сделали анализы... И, в общем, роды были
тяжелые.
- Спасибо.
(Подходит к следующей слушательнице.)
- Ну, у меня клиническая смерть была лет двадцать назад,
То есть, у меня был обычный аппендицит. Когда разрезали, там оказался перитонит.
- Давайте так, будем говорить с того момента, когда вы вышли из своего тела.
- Вот, на операционном столе наступил этот момент. И что в этот момент я видела?
Ну, я не знаю, это было очень давно, но
я помню...
- Вы себя со стороны видели?
- Я видела? Нет, себя я не видела со стороны. Я видела, где я летела, то есть
видела туннель типа метро... Такой туннель и
свет... Я не видела, было там солнце или нет, но откуда-то шел свет... Весь
туннель был яркий-яркий, настолько яркий... И свет
был такой сочный, что... Такое тепло, такое излучение нежное нежное. Сейчас даже
чувствую это.
И вот я лечу с бешеной скоростью, но я не ощущаю ветра. Я знаю, что лечу, я
просто знаю, что лечу. И вдруг вижу какую-то белую стену. И голос мне говорит:
"Тебе еще рано туда". И всё...
- Выгоняли...
- Выгоняли, да...
- Рано еще. Спасибо.
(Переходит к следующей слушательнице.)
- Вы знаете, мне особенно нечего сказать, потому что я действительно помню
только отдельные отрывки. Это было тоже
во время родов.
Первое, что я увидела, когда мне стало плохо, это был огромный круг, по которому
мне надо было идти. И я вдруг осознала, что не могу ни в сторону сделать шаг, ни
вперед, ни ускорить, ни замедлить - ничего. И вот здесь я сделала что-то не так,
и у меня... Я просто стояла около вот этого света, а туда не прошла. Я стояла
только на пороге этого света...
- А хотелось туда идти? - Хотелось.
- Рано еще! Спасибо. Всем спасибо, садитесь, пожалуйста.
Дорогие мои! Другой актив надо зарабатывать, другой актив...
Но материальный актив тоже не забывайте! Ни в коем случае!
(Поворачивается к следующей слушательнице).
- Ну, у меня это случилось во время полостной операции под наркозом.
Я очень боялась этой операции и очень нервничала. В общем-то я не помню, как ее
делали. Только я вдруг обнаружила, что откуда-то из угла комнаты сверху смотрю,
как лежу на столе. Вокруг меня что-то хлопочут, бегают, что-то делают. И мне так
интересно!
Думаю: "Я так боялась этой операции, а ведь совсем не больно...". А потом... Я
не видела никакого туннеля... Я очутилась будто на дне какого-то большого
колодца, длинного, глубокого... А впереди мерцал свет... И потом я по спирали
поднималась... С трудом, с болью какой-то, и очнулась уже от того, что мне
говорят: "Слава тебе, Господи, она вернулась...".
Мирзакарим Санакулович обращается к аудитории.
- Понятно, да? __
(Показывает рукой по диагонали вниз.)
- Я не летела туда, я поднималась снизу, из глубокого колодца...
Слушательнице:
- Постарайтесь, пожалуйста, в свою зачетную книжку побольше пятерок получать...
Хорошо?!
Дорогие мои! Есть особая группа переживших клиническую смерть. Когда думаю о них
- каждый раз такая боль!
Мы все время от времени страдаем. Согласны? Сегодня радуемся, завтра страдаем,
потом опять радуемся. Это - процесс. Это - движение жизни. И если мы помним, что
все течет, то сегодняшнее несчастье окажется не таким уж страшным, не таким
злостным и неразрешимым. Потому что завтра будет иначе.
А кто такой самоубийца? Это тот, кто свое крошечное сиюминутное страдание
раздувает до размера трагедии, мировой катастрофы. И если, не дай Бог, он
осуществляет свое намерение...
Он почему руки на себя накладывает? Потому что думает, что там ему будет лучше.
Он мечтает попасть туда, где нет Золи, а есть одно сплошное блаженство.
А ничего подобного!
Мы опрашивали неудачных самоубийц, которых успели откачать" Те из них, кто
пережил состояние клинической смерти, потом смерти боятся, как черт ладана,
потому что они-то знают, что их ждет!
Знаете, почему? Потому что все их страдания при жизни - только капля, ничто по
сравнению с тем, что они испытали там.
Оказывается, там самоубийцу ждет страшнейшее из наказаний: его мучения
умножаются на бесконечность. И эта бесконечная боль, этот бесконечный ужас
никогда не заканчивается! Это за то, что он посягнул на самое святое, что было
ему дано, - на жизнь!
Недаром во всех религиях самоубийство считается величайшим из грехов.
Дорогие мои! Не дано нам с вами право отказываться от жизни, которую дал нам
Господь, Природа, Высший Разум -называйте, как хотите. Дал, как величайший
подарок, как благодать, как школу. А есть только право и обязанность учиться.
Учиться тому, как усилием своего духа создавать, творить, выращивать в себе
добро и радость, удаляясь от зла и страданий.
Вот представьте: двести миллионов человек должны погибнуть, и только одному
дается право жить! И должен быть отобран лучший из лучших. Все эти двести
миллионов отдают свое право на жизнь тому лучшему, самому сильному, самому
совершенному, самому стойкому. Тому, который исполнит мечту всех. И знайте, что
этот один - вы!
Потому что в одном выбросе спермы, оплодотворившем яйцеклетку, из которой вы
вылупились на свет, содержится именно столько сперматозоидов.
Каждый из них нес в себе потенциальную жизнь, каждый мог развиться и
превратиться в человека. Но это счастье досталось вам. Вы - избранный! И каждый
из нас, живущих, является единственным из многих миллиардов, заслуживших право
Быть.
Так будьте же достойны этой наивысшей награды - Жизни!
Теперь понимаете почему перед вами я тут, как макака, прыгаю, чтоб хоть в чем-то
быть вам полезным? -
Чтоб вы в "зачетной книжке" моего духа поставили хоть плюс, хоть троечку -
"удов". Чтобы я мог показать, когда туда приду: "Вот. Ну, пожалуйста, Примите
меня и отправьте дальше на учебу! Очень прошу! Я так старался! Я так старался!
Ну-у, пожа-а-луйста!".
